Николай Евгеньевич сидел загорелый в простом беленьком кепи, весь на виду. Он изменился, очень зарос и возмужал, похорошел. Как легонький рой цепких, лапка за лапкой, золотисто-коричневых пчел, засела бородка, она слегка запылилась и на солнце смутно отдельными волосками поблескивала. Лицом он был худ, нос выступал — тонкий и хрящеватый, с горбинкой... Худые же руки, но сильные, обе Лизе видны, на одной перстенек; он переплел пальцы за пальцы и сам подался немного вперед! Памятный этот какой перстенек и какая знакомая поза! У Лизы в груди захолонуло. И вот, когда проехали уже, Оля внезапно откинулась и из-за его спины увидела Лизу.

— Лиза, Лиза! — тотчас закричала она; шляпа на ней покривилась, съехала на ухо, лицо было радостно и возбужденно. — Что же ты спряталась там? Смотри-ка, кого я привезла! Узнаешь?

Старенький кузов поколыхался и замер на месте: из-за откинутой его наискось полудуги серели ракиты, на крыше сенного сарая топорщилась потемневшая за зиму, прошлогодняя солома. Лизе пришлось выходить из убежища.

— Я не хотела будить тебя... Ну!.. — Оля уже соскочила.— Садись же, влезай! А вы узнаете ее? Николай Евгеньевич, вот она, ваша приятельница, посмотрите-ка, стала какая, больше меня!.  (Материал представлен сайтом: www.nastyha.ru - <a href="http://nastyha.ru">Культура и искусство</a>).

Николай Евгеньевич Лизу не видел года четыре; в ту пору ей шел тринадцатый год, была она темненькая, сухая и дикая девочка, к тому же религиозная. «Вы как тараканчик в просвирке», — шутил Николай Евгеньевич над нею тогда — на правах молодого врача, соседа и завсегдатая дома. А девочка Лиза едва не падала в обморок от одного его приближения и умерла бы на месте, если бы кто из домашних, а пуще всего он сам, вдруг догадался о том, как она... да, страстна... не только религиозна.

Но Лиза напрасно боялась, тайна ее не стала тогда открытою: было не до того. Позже и ей самой это представилось с полною отчетливостью. Не без странностей (видно, в крови) вырастала и старшая — Оля, и роман ее с Николаем Евгеньевичем был как поездка в телеге: между полей, аромата, свежего сена и трав, но исполнен он был капризных толчков, дикого грохота... Сходились они и расходились: то миловались, то ссорились. И вот уже под конец первого лета дело дошло до того, что покинул он службу в уезде и перебрался в Москву. Но и Оля, покончив с гимназией, на курсы проследовала туда же, и снова пути их пересеклись. И скачка эта с препятствиями длилась все четыре года, пока Оля училась. Отец только рукою махал и фукал в усы, поглядывая на дочерей. И, однако же, Оля извела в это последнее лето недаром пачку свечей за письмами ночью, и, верная ласточка, потихоньку упархивала через день лесной пешеходной тропою за почтой на станцию... Теперь же было у них,— ясно для Лизы,— все решено.

Вернуться к содержанию | Рассказ Жаркий день - Встречать любимого - Страстна и религиозна - А захочу — отобью!

Читайте так же: