Вернуться к содержанию >>>

Мы шагаем по улице. Мы — это мой шестилетний сын Владислав и я. Солнце, тепло. Я в превосходном расположении духа. Ребенок тоже. Мы проходим мимо строящегося административного здания.

— Папочка,— задает мне сын свой первый вопрос, и я внутренне вздрагиваю, потому что иногда он задает мне вопросы, на которые я не могу ответить,— это здание строят уже давно?

Так и есть. Кажется, начинается.

— Года четыре, а что такое? — я притворяюсь совсем наивным.
— Так долго?
— Да.
— А почему?
— Ну, потому, что строители не могут быстрей, наверно.
— А почему они не могут быстрей? У них не хватает техники?
— По-моему, техники у них много. Видишь подъемный кран, а рядом бульдозер?
— Тогда чего же им не хватает?

Гм, на этот вопрос я уже не могу ответить. К счастью, ребенок забывает о здании, споткнувшись о выбоину на пешеходной дорожке. Таких выбоин у нас на тротуаре и на проезжей части более чем достаточно. Они привлекают внимание Владислава, и он задает свое новое «почему?».

— А почему здесь так много ямочек, папа?
— Ну, потому,— пытаюсь объяснить я,— потому, что в одних местах асфальт провалился, а в других выкрошился.
— А почему он провалился и выкрошился?
— Дорожники, по-видимому, некачественно укладывали дорогу.
— А что такое некачественно? Этот ребенок меня однажды доймет.
— Некачественно — значит плохо, а качественно — хорошо.
— А почему они не сделали хорошо?

Я замолкаю и заинтересованно рассматриваю птичку на дереве. Но у сына в запасе еще тысячи «почему?»  (Материал представлен сайтом: www.nastyha.ru - <a href="http://nastyha.ru">Культура и искусство</a>).

— А помнишь,— невинно спрашивает сынок,— позавчера к нам приходил сантехник?
— Конечно,— киваю я, надеясь, что дальше он спросит об устройстве водопроводного крана, однако не тут-то было.
— А помнишь, ты дал ему три рубля? Почему? Я озадаченно морщу лоб.
— Ты ему должен был? — выручает меня сынок.
— Вот именно,— я обрадован без предела,— я брал у него взаймы.
— А почему же мама сказала, что не следовало давать?

Гм-гм-гм, я опять в углу. Придется выговорить жене: пусть думает, о чем говорить в присутствии сына. Я начинаю нервничать. Но Владик, кажется, только входит во вкус.

— Папа,— дергает он за палец меня,— а у тебя на работе начальник есть?
— Есть,— признаюсь осторожно я,
— А ты его критикуешь?
— Нет.
— Почему?
— Как тебе объяснить... Ну, потому, что он хороший начальник.
— А почему ты ругал его вчера вечером?
— Когда? — я строго смотрю сыну в глаза.
— Когда вы думали, что я уже сплю.

Ох! Я шумно втягиваю носом воздух и ухожу от ответа. Однако вопросы следуют один за другим. А почему так быстро ломаются все игрушки? А почему у дяди Сережи не жизнь, а малина? А почему автобусы ходят нерегулярно? И так далее, без конца.

Нет, я решительно отказываюсь отвечать на его вопросы. Какой-то ненормальный ребенок. Разве нормальному свойственно задавать такие вопросы? Это невыносимо! Ему всего только шесть лет, а он уже заставляет меня отвечать «не знаю». Ну почему бы ему не спросить меня, например, что такое петля гистерезиса и как она выглядит? Или что такое коэффициент гармонических нелинейных искажений? Вот это вопросы! С каким бы удовольствием я ответил ему на них! Но именно их он почему-то не задает.

Вернуться к содержанию >>>