Зоя призадумалась.

— То-то вы, девушки! живут в глуши и обычаев не знают! Сама ты скажи: дарит ли кто волю?— волю продают, душенька; а в твои ли годы продавать ее? Свет ты моя краса! верно, ты в клетке родилась: пригожа собой и поешь на славу, а не ведаешь воли и мирского раздолья! Книги читала?..
— Читала.
— Ну, что в книгах писано?
— Мало ли что, всему и верить нельзя.
— Вера, душенька, с глазу приходит. За окном улица, по улице ходят добрые молодцы; а за улицей-то что?— другая улица; а за той-то что?— Днепр, река гремучая; а за Днепром-то что? Небось конец света, не так ли?
— Как можно: миру конца нет.
— Умненько; а где ты бывала?
— Бывала в Киеве.
— Только-то? дальний путь: из хмары в потемки!.. А много чего видала? навеселилась, нарадовалась, напитала душку досыта?
— Совсем нет: я и там так же скучала, как и здесь.
— Что ж ты видела, свет ты моя радость? что ж ты знаешь? Думаю я, и охоты нет?
— Ах, как это можно; я бы желала все видеть, все знать.
— Связаны твои крылышки!.. Но, честное слово, развязала бы я их... сперва одно бы развязала, потом другое — по очереди, иначе не могу.
— Я не птица! — сказала Зоя, вздохнув.
— Не ты, а воля птица.
— Что ж толку: развяжешь крылья, куда полечу я одна сиротинкой?
— Э, дружочек мой, нашла бы дорогу и посреди темного леса, не только что посреди белого света... Не девица красоту носит, а красота девицу.
— Нет, я не брошу дом родительский!
— Кто про то говорит: что за охота бросать верный приют... Не то! спроста ничего не сделаешь. Сперва пустим сердце на волю,— пусть его, погуляет, потешится, поищет любви и радостей. Воротится — пустим думку на волю; пусть и она посмотрит, как люди живут. Воротится — тогда подумаем о суженом-ряженом.
— Это что-то чудно!.. а все-таки дома буду сидеть?
— Вот раз! Зоя дома останется, а ты полетишь, куда глаза глядят.
— Как будто Зоя и я — не все равно.
— Глупенькая; а книги читает!
— Я не понимаю!
— Нашел тупик! да я тебе растолкую. Случалось тебе сидеть дома сложа руки, ничего не видя, ничего не слыша?
— Очень часто случалось.
— А что это значит? Это значит, что самой-то тебя дома нет: сама-то ты носишься невесть где... Так да не так И Я сделаю: будешь ты дома, да не будет тебя в дому; а будешь там, где сама захочешь.
— Если б это можно было!
— Чего не можно, да не все то мы знаем. У каждого есть своя наука, свое и уменье. И я кой-чему выучилась из старых писаний.
— Отчего же я читала старые книги, а про это ничего не читала?., даже в книге «Открытые тайны древних магиков».
— Кто их открывал!.. Не по этим книгам Я училась: нашенские книги не пером писаны... Да не об этом дело; что знаю, то знаю, и тебе помогу.
— Если б это можно было, я бы не знала, что дала за это!
— Ни золота, ни спасибо,— ничего не нужно; только: шу, шу, шу, шу... слышала?
— Да для чего ж это?
— Уж это я знаю; на разные снадобья. Дам я твоему сердечку сорочьи крылышки: летит, куда хочет, далеко ли, близко ли... только, чур, рано ли, поздно ли воротиться домой ровно в Ивановскую полночь.
— Что ж за охота летать сорокой!
— Не бойся, это только говорится так; будет оно летать сорокой, а всем казаться красной девицей. Какой хочет, на выбор: увидит любую красавицу, и будь ты она.
— Если бы так!
— Так и будет... Ну, скинь же крестик, мое сердце.
— На что это?
— Так следует. Скидай же, скидай! не бойся!

Зоя послушно скинула крестик, повесила к образам.

— Ну, протяни ко мне ручку... держи ладонку...

Зоя подала руку, открыла ладонку. Ведьма повела по ладонке круги пальцем, зашептала...

 — Ой! — хотела вскрикнуть Зоя, не вытерпев щекотанья...
— Тс! ни гугу!

Снова Зоя протянула руку. Ведьма повела круги, зашептала: Сорока-воровка Кашу варила, На порог скакала, Гостей сзывала. Гости не бывали, Каши не едали. Этому в тарелочку, Этому на блюдечко, Этому на ложечку, Этому поскребушки... А ты мал, Круп не драл, По воду не ходил, Воды не носил, Тут пень, Тут колода... А тут... тепленькая водичка с кипяточком! Шш, шш!

— Ох! — вскрикнула Зоя, когда ведьма защекотала ее под сердце. У Зои помутились очи, потемнело в глазах. Щекотанье разлилось по всему телу, сладостная дремота налегла на все чувства, она, как беспамятная, припала к открытому окошку... Легонький ветерок обвевал прохладой ее волнующуюся грудь.